Гаджи* 17 лет. Улыбчивый, очень спокойный, благожелательный. Он полулежит на софе, укрытый одеялом по грудь, голову поддерживают подушки. Сразу не поймёшь, что ниже пояса мальчик неподвижен. Он получил ранение в Сирии в 2017 году, тогда шли активные боевые действия. Шальная пуля, попавшая в пассажира машины...
В прошлом году его удалось забрать из лагеря беженцев и доставить домой вместе с другими «сирийскими детьми». Всего в Россию из Сирии удалось вывезти около 300 детей, большинство - 225- из Дагестана. Гаджи сейчас живёт с отцом, у которого новая семья, и ничего не знает о судьбе мамы, оставшейся в Сирии. Он рассказал «АиФ-Дагестан» свою бесхитростную историю.
Проник нелегально
«АиФ Дагестан», Саид Ниналалов: – Гаджи, что ты искал там, в Сирии? «Истинную» религию или были какие-то другие причины? Когда ты ехал туда, ты не знал, что там идёт война?
– В Дагестане я жил с мамой, иногда приезжал к папе – родители были в разводе. Мама занималась торговлей – часто на каникулы то в Турцию, то на Украину ездила отдыхать. Иногда и я ездил с мамой. Семь лет назад она уехала в Сирию, в Исламское государство (террористическая организация, запрещённая в Российской Федерации). Она ничего не говорила – уехала неожиданно для меня. Я и сегодня не могу сказать, почему она меня оставила, почему мне пришлось ехать к ней одному. Через месяц, когда я окончил пятый класс, проводники меня привезли к маме (нелегально через Турцию. - Прим.авт), но из дома я не выходил – каждый день бомбёжка. Небезопасно было.
– Зачем же мама тебя забрала, а потом не выпускала? И откуда брали продукты на пропитание, если редко выходили на улицу?
– Она просто боялась, что меня заберут куда-нибудь. Даже на рынок мы бежали быстро и так же обратно. У нас не было человека, который мог бы помочь ей в этом. Многие думают, что в Сирии, как в Афганистане, женщине нельзя ходить одной, это не так. В Сирии такое допускается. И думаю, что ей уже тогда было всё равно, лишь бы что-то найти и обеспечить и себя, и меня.
Там можно было ночью выходить. Просто мама ругалась всё время с людьми – искала справедливости. Из-за этого её многие недолюбливали. Когда к власти приходили хорошие люди, то они помогали жителям, но недолго оставались на этом посту. И всё начиналось сначала.
– Как и где вы там жили? Чем занимались?
– Мама торговала. Закупала, перепродавала, более или менее деньги были. Жили в разных местах. Когда началось отступление [игиловцев**], жили в покинутых домах. Однажды остановились в заброшенном селе, куда жители соседних сёл почему-то боялись заходить. Мы нашли там одинокий двухэтажный дом, а через недельку хозяин приехал. Он пожалел маму, когда увидел меня, показал, где генератор, сказал: «Живите» и уехал. Через некоторое время пришёл какой-то мужчина, сказал, что у него пятеро детей, и попросился в дом. Поселили его на второй этаж, а потом он начал очень нагло себя вести. Постоянно шумел по ночам, спать не давал. Помню постоянные ссоры, стычки, ругань – даже в суд обращались, но всё решилось в пользу этого мужчины. А потом, однажды, когда мы дома сидели вечером, в дом два снаряда залетело. Только тогда он ушёл. По счастливой случайности снаряд упал за стенкой комнаты, где я находился. Тогда я уже был лежачим.
Как пуля изменила жизнь
– Где и как тебя ранило?
– Точно не помню. Был конец 2017 года. Мы ехали на машине, переезжали. И так получилось, что пуля через спину вошла, а вылетела из живота. Полностью разбило позвонок и повредило спинной мозг. Один известный сирийский врач, учившийся в России, сделал мне операцию. Врачи сказали, что от хирургического вмешательства будет ещё хуже, незачем оперировать больше. Не знаю как, врачи ничего не могут прокомментировать, но чувствительность возвращается, это самое-самое важное!
– Мама обещала тебя отвезти в место, где хорошая жизнь, по религии?
– Когда я взрослел, со временем, сам стал понимать, что такое религия. Изучал основы ислама. Когда я был дома, ничего, кроме намаза, не знал. Ходил в школу и сразу домой, изредка играл во дворе. Сейчас хочу продолжать изучать именно Коран. Наизусть выучить. Понимаю смысл того, что читаю на арабском. Мама меня научила, что надо учиться тому, что могу понять. В то, что я не понимаю, я не буду лезть.
– Вы хотели вернуться из Сирии домой, в Дагестан?
– Помню, что очень много раз мы хотели уехать оттуда, но не получалось, потому что необходимы были нереальные деньги, где-то от тысячи долларов и более. Мы решили окончательно уйти, когда я получил ранение и меня парализовало, но ничего не получалось.
До лагеря беженцев тоже было не так уж хорошо. Всё время мать за мной смотрела, конкретной помощи и поддержки не было, да были хорошие люди, доброжелатели, просто приходили и помогали чем могли. Медикаменты покупали. Но потом, когда начались активные боевые действия, лекарств и другого необходимого не хватало. Мама сама ходила, покупала. Признаться честно, в лагере люди оказались намного хуже, но и там были мамины подруги, которые тоже приходили и помогали.
«Они убивали детей»
– Куда вы попали в конце боевых действий?
– Нас согнали в лагерь беженцев, где хозяевами были курды. Они искали меня, чтобы забрать в тюрьму, просто из-за того, что мне было 17 лет, и им неважно было, лежачий я или не лежачий. Всех моих друзей, которые мне помогали, забрали. Мама сажала меня в коляску, а мои товарищи вывозили меня на прогулку, катали, хорошие ребята.
Забирали всех мальчиков от 12-14 лет – курды говорили, что везут в школу, но на самом деле это была тюрьма. В вагончики детей пихают, вроде как «учат». Матери, отчаявшись, выкупали оттуда детей за большие деньги. Как только боевики привозили их в лагерь, в этот же день ночью 5-6 машин заезжало, искали сыновей, чтобы их обратно забрать. Мамы спасённых детей прятали, потому что даже если их возвращали, через два дня опять забирали и… убивали. Я лично видел, как возле моей палатки один мальчик кинул камень, убежал, а рядом другой парнишка воду набирал. Боевик подумал, что камень бросил он, и просто расстрелял его, ни в чём не повинного мальчика.
Так получилось, что пуля через спину вошла, а вылетела из живота. Полностью разбило позвонок и повредило спинной мозг.
Однажды отряд по зачистке шёл по лагерю, меня увидели, спросили, кто я и что я здесь делаю. Говорю: «Я неходячий, пуля раздробила позвоночник», объяснил, что со мной, и вдруг один из боевиков заплакал. Я был в шоке. Но были и другие, один раз меня просто вынесли под жаркое солнце. Я лежал и думал: они же воевали, отвоевали, многих из них убили, и вот так они мстят нам, детям? А зачем? Потом они маму забрали – три или четыре месяца я один жил. За мной присматривал друг.
– На что же вы питались?
– На деньги с маминой торговли я это время продержался. До сих пор ничего о маме не знаю. Где она, как она …
– Сейчас ты дома. Как ты планируешь строить свою жизнь?
– Я буду программистом. Самое оптимальное в моём положении. У меня есть ноутбук, буду изучать языки программирования. Сейчас отец с документами закончит, думаю, экстерном сдам экзамены (сейчас Гаджи на домашнем обучении. – Прим. авт.). И потом буду учиться. Я считаю, что, если реально задумался о будущем, то надо учиться.
Как только я приехал домой, в Дагестан, все ужасы войны оставил позади. Хочу начать жизнь с нуля, в мире и доброте. Без взрывов, криков ужаса, убийств и терроризма. Забыть такое нельзя, но я забыл. Жить этим сейчас, под мирным небом, не могу и не хочу. Хотел бы, чтобы на земле не было больше войн, террористических актов. Я живу тем, что происходит сейчас, насчёт других детей оттуда, как они думают и что помнят, я не знаю. У каждого своя психика. Я ещё в лагере всё забыл, помню всё хорошее, всё плохое забываю. Раньше была депрессия от воспоминаний, потом подумал, зачем в тоску впадать, что это может дать?
– О чём мечтаешь?
– Из головы не выходит одно – где мама? Мне бы найти её. И всё. Постоянно мысленно говорю с ней, советуюсь, ищу её. Хоть бы во сне пришла ко мне, подсказала, где её искать, забрать. Я переживаю только из-за мамы, а остальное всё неважно…
Ещё одна трагедия. Трагедия маленькой семьи. Ребёнок стал инвалидом. Судьба мамы неизвестна. Когда мы все начнём понимать, что лучшая жизнь там, где мы сами можем её создать? Что не надо искать землю обетованную, что надо строить самим свою жизнь? Что надо учить детей добру и взаимопониманию, жизни в мире и согласии? О проблемах социализации «сирийских» детей читайте здесь.
* Имя изменено
** ИГИЛ - террористическая организация, запрещенная в России.
В поисках «правильной жизни». Остались ли в Дагестане спящие ячейки? 
Свободные от радикалов. Можно ли распознать экстремиста в толпе? 
Новые дети войны. Как не вырастить из ребёнка экстремиста 
«Я больше не хочу войны». Что искали женщины с детьми в Сирии и что нашли? 
В чём опасность интернета? Как вербуют молодежь в ряды террористов?