Заслуженный деятель искусств России, дипломант российских, северокавказских, дагестанских конкурсов и фестивалей, главный режиссёр Русского драматического театра им. М. Горького и Кумыкского театра имени А.-П. Салаватова Скандарбек Тулпаров хорошо известен широкому кругу зрителей не только Дагестана, но и многих российских регионов. В беседе с корреспондентом «АиФ Дагестан» он рассказал о том, почему приходится работать ночью, за что убили главного художника театра и чем отличаются дагестанские актеры от театральных артистов других регионов.
На двух стульях
- Скандарбек Даниялович, год назад министр культуры Дагестана Зарема Бутаева объявила коллективу Кумыкского театра о том, что вы займете должность директора. Теперь вы руководитель двух театров, не тяжело приходится?
- Театр – это на всю жизнь. Он уже в крови. Когда выйду на пенсию, мечтаю написать книгу. Даже две. Одну - автобиографическую, а другую как пособие под названием «Записки кавказского режиссера». Пока энергии и сил хватает, стараюсь быть максимально полезным, нужным. Помню, когда-то работал в Тамбове, там до меня в должности режиссера надолго никто не задерживался. И даже тогда я вынужден был приезжать в Дагестан и контролировать работу своей труппы. От Тамбова до Махачкалы 1400 километров, я садился в машину в пять утра и полпервого ночи бывал уже в Махачкале. В таком режиме я жил полтора года. Я настолько связан с театром, что бросить не могу ни один из них – даже язык не поворачивается это сказать. Да, сложно жить в таком режиме: перестал встречаться с близкими людьми. Я постоянно в работе. Они не понимают, как можно столько работать, ночью и днем, но у меня элементарно времени нет, чтобы общаться с кем-то вне театра. Я люблю ночью работать. Бывало даже, что мне удавалось поспать в дневных перерывах, чтобы продолжить трудиться ночью. Конечно, после работы, уже качаясь от усталости, приходишь домой и просто падаешь на диван. Днем я работаю в Кумыкском театре, а ночью – в Русском.
- Не каждая жена выдержит такой ритм работы мужа.
- Мне очень повезло - у меня жена занимается всем хозяйством в доме, она меня избавила от всех домашних хлопот (смеется). Искренне ей за это благодарен.
- Понятно, что театр – неотъемлемая часть вашей жизни, но стоит ли жертвовать семьей, друзьями, здоровьем?
- Театр – это моя семья, мой дом. Многих актеров я пригласил из разных регионов, даже из Казахстана - способствовал получению для них гражданства. Они приехали за мной 10 лет назад. И я чувствую себя обязанным до конца идти с ними. Я сам в Сибири рос, Томск – город моего детства, там я прожил 10 лет. Когда мы с семьей переехали в Дагестан – я не знал родного языка, не понимал людей. Раньше роли не печатали - их нужно было переписывать от руки, а я не знал, как это делать. В Кумыкском театре работала Надежда Манакова - очень красивая женщина, которая знала кумыкский язык, и я даже думал, что она кумычка по национальности. Она завела тетрадку и делала записи для меня, обучала кумыкскому письму. Очень мне помогла – оставалась после репетиций и учила меня. Вот удивительная вещь - кумыкского мальчика учила русская женщина. Очень ей благодарен. Я получил в театре большую школу. Вообще, русские люди – трудолюбивые. Вижу их в театре ночью, репетирую с ними, а днем до этого они работали с другим режиссером. Вижу, какие они счастливые, что они работают денно и нощно. Все-таки, считаю, дагестанские народы не привыкли так работать.
Гамлета? Да легко!
- И с чем же это связано?
- Я думал, почему так? И, кажется, понял. В Русском театре, можно сказать, старинные традиции. Триста лет театру профессиональному - непрофессиональному еще больше. У Русского театра европейская закалка и культура - он многое перенял именно оттуда. Русский театр – один из мировых театров. Это Станиславский и его школа. К нам привезли её 92 года назад и привили. Они – законодатели этого искусства в Дагестане. Кавказцы – весьма талантливый народ, и они думают: «Да что там? Я сейчас выйду и сыграю!» Они не воспринимают сцену как науку. В такие моменты я всегда сравниваю самодеятельного и профессионального артиста. Вот самодеятельному артисту я скажу: «Дам роль Гамлета, ты сыграешь?» Он ответит: «Да, пожалуйста! Запросто сыграю. Где там текст, роль, давайте сюда!»
А профессиональному актеру если сказать про роль Гамлета – он сначала слегка побледнеет, у него подкосятся коленки, он спросит разрешения присесть, потому что осознает, какая это глыба информации, знаний, какая это огромная и сложная работа.
- У вас была какая-то цель? Когда вы пришли на сцену, что хотели сказать миру?
- Каждый режиссер хочет донести что-то своё до зрителя, но не сразу все у меня получалось. Я не прижился в Кумыкском театре: ставлю спектакли, разрабатываю, получаю призы на фестивалях, а там никак. Я не мог понять, что за парадокс, а «старики» театра говорят: «Ты ставишь спектакль «Иван Иваныч», а по сцене ходит Магомед. И поэтому зрители не воспринимают тебя». Я смотрю – люди толпами уходят с моих постановок, и мне было так обидно. Ставлю Чехова, а зритель не воспринимает. Столько сил вложено впустую! Поехал в Таганрог, там этот спектакль назван лучшим по России, а здесь полный крах! Наша публика не понимала образ! И так получилось, что я потом ушел оттуда и какое-то время вообще нигде не работал. Позже Русский театр пригласил меня на постановку спектакля Шварца «Два клена», потом попросили «Лакейские игры» Рогинского поставить, после чего стали просить у Обкома партии поставить меня, еще неокрепшего парнишку, главным режиссером театра. Наверное, я заслужил это тем, что мой спектакль вошел в тройку лучших в Таганроге. И здесь еще два спектакля по моей постановке прошли блестяще. Помню, когда увидел приказ о моем назначении, сразу в глаза бросилась дата - 13 августа 1993 года, а число 13 – мое любимое. И мне так легко стало, значит, все пойдет хорошо (улыбается).
Боевое крещение
- Вам, можно сказать, повезло, ведь изначально вы пошли учиться в музыкальное училище, а встреча с режиссером круто повернула вашу судьбу, не так ли?
- Да, когда я пришел в 1976 году в театр из музыкального училища, меня забрал режиссер и актер Ислам Казиев. Мы, студенты, тогда смотрели на него как на бога. Да и сейчас смотрим. Я участвовал в самодеятельности, когда он обратил на меня внимание и спросил, кто я. На что получил ответ: «Я музыкант, учусь играть на трубе». Он сказал: «Убери свою трубу», и забрал меня (смеется). Я долго отпирался, говорил, что меня не поймут, да и родители осудят, но он был непреклонен – сказал: «Поедешь в Москву, отучишься на театральном». В конечном итоге я имею три диплома: окончил актерское отделение Высшего театрального училища им. Б.В. Щукина, с отличием окончил режиссерское отделение там же, а затем аспирантуру по той же специальности.
- Получается, вы стали главным режиссером в тяжелое время, когда до искусства мало кому было дела. Скандарбек Даниялович, что вам помогло в те годы удержаться на плаву?
- Было непросто. 1993 год вообще сложный был. Все стреляют, бандитизм вокруг, страна то ли есть, то ли ее нет. Ну, кто пойдет на спектакль? Очень тяжело было. Люди давно уже не получали зарплату, я ездил к друзьям-директорам птицефабрик, привозил и раздавал работникам по шесть кур в руки, бесплатную помощь, чтобы люди не умерли с голоду. Было страшное время. Я однажды услышал, как одна актриса полушепотом кричит: «Лена, Лена, смотри! Я чай с сахаром пью!» И мне стало жутко от этих слов. Люди радовались чашке чая с сахаром. Понимаете?
У меня был хороший друг Эдуард Путерброт - главный художник театра в то время. Он был инициатором того, чтобы я пришел в Русский театр. Он говорил – сейчас, вот сейчас мы начнем. Стали ставить спектакль по Булгакову, и его убили. Это было начало нашего пути, как вдруг я остался один. Для меня это было страшным ударом. Была холодная тяжелая зима. Его супруга собиралась лететь в Америку, но, видимо, кто-то из детей проговорился о поездке, и когда в дом пробрались грабители, Эдуард мужественно защищал свою семью. Его застрелили у входа в собственном доме. Бандиты ничего не взяли. Просто убили хозяина и ушли. Эдуард для меня был единственной опорой в театре. И все планы мои строились совместно с ним. В какой-то момент у меня руки опустились, но я собрался духом. Появилась новая совершенно другая идея спектакля, которую мы начали с Путербротом, но не успели закончить. Я ее воплотил и посвятил его памяти. И вы не представляете, что происходило.
После выхода прибегают ко мне актеры и кричат: «Посмотрите, посмотрите, что там!» Я подошел к кассе и увидел надпись: «Билетов нет». Распродали все до единого! Спектакль пришелся по душе зрителю. Мы его играли еще очень долго. Актеры постарели на этом спектакле. Он стал знаковым и моим боевым крещением в Русском театре. С тех пор театр стал моим.
Марат Шахманов: «Дома всегда чай вкуснее и молитва крепче» 
Балет в Дагестане был, есть и будет! 
Станислав Бондаренко о спектакле «Охота на мужчин», показанном в Махачкале 
Под боком у Градского: дагестанец вышел в полуфинал проекта голос 
Слёзы как искусство. Плакальщицы из Дагестана стали частью перфоманса в США