Многие говорят, что только за решеткой понимаешь, до какой степени людям нужны сказки о том, что выйдешь на волю – и все наладится...
Так ли это на самом деле корреспонденту «АиФ Дагестан» рассказал бывший заключенный Магомед-Салам.
Искал смысл в молитве
– Многие из тех, кто сидел в тюрьме, о жизни за решеткой предпочитают не вспоминать. Расскажите, пожалуйста, какая ошибка привела вас в лагеря.
– В 2014 году я закончил медицинское учебное заведение, устроился врачом в городскую поликлинику. Как молодого специалиста, на меня навесили кучу ночных дежурств. Работы немного, скучно было, ко мне приходили мои одноклассники, которые были в контакте с «лесными». Город наш маленький, все друг друга знают, кто, чем дышит. Но с ребятами о религии много не говорили, больше разговоров было о том, как всё у нас несправедливо, неправильно, что жить мы все должны по-другому. Мне казалось, что они делают какое-то важное, героическое дело, и когда они попросили отвезти в одно село неподалеку сверток, я согласился. Кто будет подозревать врача в чем-то нехорошем? Сверток был очень тяжелый, наверное, оружие. Потом какие-то продукты, потом лекарства им понадобились, я их взял из больницы. В один день я начал собирать для них деньги…
Одного из моих одноклассников забрали. В тот же день исчез второй, с тех пор я ничего о нём не знаю. Через неделю пришли за мной. Папа, мама, младшая сестра были в шоке, когда начали обыскивать наш дом, они вообще ничего не знали, чем я занимаюсь. Потом долгое следствие – они знали почти все мои движения, куда я ездил, что возил, кому деньги перечислял. Я всего не помнил, что они знали. И вот так я попал в Тюбе в ИК-7 – исправительную колонию общего режима номер 7. Почему колония «исправительная»? Наверное, это в насмешку так называется, никого эта колония не исправляет, только еще больше людей портит…
– Что такое колония, тюрьма, лагерь, как там устроена жизнь?
– Как вести себя, что делать, не знал. Я в школе был отличником, учился в медицинском университете тоже хорошо, в детстве меня мама в лагерь ни разу не отпустила. А тут я попал во взрослый лагерь.
Сначала меня поселили в карантин – отдельное здание с забором – на 15 первых дней, чтобы научиться лагерной жизни. Меня спрашивают – молишься? Я немного знал слова молитвы, но смысла особо не понимал. Я, конечно, верующий, мусульманин, но такой активности не было, все в мечеть, и я в мечеть, а с моими друзьями мы больше о жизни разговаривал. Тут тоже думаю – все молятся, тоже научусь, смысл пойму. И так получилось, когда из карантина в общий лагерь перевели, я пошел к «джамаатовским» (Джамаат – объединение группы мусульман с целью совместного изучения ислама, совершения религиозных обрядов, взаимопомощи. – Прим. корр.).
«Ты не думай, мы не ваххабиты, мы не зомбированные, – говорили они, – мы придерживаемся единственного направления в исламе, кто спасется и попадет в рай. Мы придерживаемся Корана и Сунны. И ты будь с нами». В день давали несколько уроков.
Больно бьет палкой
– Получается, в тюрьме изучают религию?!
– Каждый день пять намазов, и уроки, уроки, уроки. Нравственность мусульманина, единобожие, Коран, арабский язык. А если ты не запоминаешь или не понимаешь, что тебе объясняют, если ты не выучил урок, то тебя отправят к имаму лагеря – на тазиры. Больно бьет палкой имам – когда пять ударов, в другой раз – десять! Не хочешь получать по спине? Учись, занимайся!
Через три месяца я всей душой, всем сердцем был с ними. Блатные, которых джамаатовские постоянно напрягали, были для меня кяфирами (неверными. – Прим. корр.) – ведь они в лагере делали всё, что запрещено в исламе. Опера, надзиратели, инспектора для нас были тоже из числа грешников, ведь они держали нас, мусульман, униженными. Для меня наше государство было неправедным. Вот в Сирии, на священной земле Шам, создавался халифат. Вот такой халифат надо создавать и дома, уничтожив всех муртадов, мунафиков и кяфиров. Эта земная жизнь ничего для меня не стоила, надо было уйти шахидом, чтобы быть угодным Аллаху, чтобы попасть в рай. Вот так я тогда думал.
– Потом твое мнение как-то изменилось?
– Я же отличник, я не могу не думать. Вроде всё мы делаем правильно, но что-то не так. Это смутное ощущение появилось и потихоньку перешло в твердое убеждение. А причин для этого было немало.
В один день освободился наш «брат» Джамал. Проходит месяц – смотрим по телевизору, показывают, как в спецоперации его убили. «Инша Аллах, шахидом стал, – сказал один из джамаатовских и мечтательно продолжил. – Жаль, меня там с ним не было, я тоже ушёл бы шахидом». Я говорю, а за что его вот так на улице как собаку застрелили. «Он одного полицейского выследил и убил». «Как убил? Правоохранитель – тоже, наверное, верующий, мусульманин! А Аллах запрещает убивать верующих». «Ну и что, он же может покаяться. Тогда Всевышний может его простить! Читай разъяснения, там всё написано». Я так и не понял, почему их разъяснения противоречат самому Корану, ниспосланному Аллахом.
В другой раз просыпаюсь ночью, пошел по надобности. Три часа было. Смотрю – наши двое сидят, вроде пьяные, а запах не водки, другой, густой такой, тяжелый. Я подошел – смеются, «курить хочешь?» – предлагают. Потом понял, что для многих джамаат – маска, прикрытие, чтобы своими делами заниматься, зато никто к тебе не полезет. Многие приходили к религиозным, зная, что джамаат своих не оставит. Даже если ты накуролесил, вся толпа любого за тебя порвет, потому что ты джамаатовский.
В третий раз начали говорить о халифате. Я говорю, хорошо, пусть халифат победил в пяти селах. Закрыли границу, никого не пускаем, никого не выпускаем. А на что жить? Что есть, во что одеваться? Ведь халифат отделится от России, от Дагестана. С кем торговать, как торговать? «Нам много не надо, нам хватит довольства Всевышнего», – отвечают. «А дети малые, им кто объяснит, что они голодные ради довольства Аллаха?» «Тогда будем грабить соседей, что нам ещё остается»? Я был ошеломлен.
Ближе к моему освобождению меня начали учить, как вести себя джамаатовскому на воле. «Надо найти на своей улице, в своем квартале амира (амир – в некоторых мусульманских странах Востока и Африки титул правителя, князя, а также лицо, носящее этот титул. – Прим. корр. ), он будет с вами заниматься. Скажет, уходите в «лес», значит уходите. Скажет, помогайте братьям – помогайте».
Освободился я, приехал в родной город. На следующий день ко мне постучался бородатый мужчина и сказал: «Я тут амир. Будешь с братьями вместе подниматься». Я послушал его и на следующий день поднялся – уехал в Москву искать работу. Нелегко было поначалу, не хотели брать, но даже в Москве папины знакомства помогли.
– Вы рассказали такие вещи, о которых даже опасно говорить. Кто должен вас услышать?
– Я хочу сказать молодым ребятам, которые ещё не определились в жизни, в религии. Если вас хотят обучить чистому исламу, если говорят много слов о мунафиках и муртадах, о джихаде и кяфирах, о братьях и сестрах в вере, уходите. Ничему хорошему они не научат. В лучшем случае сядете в тюрьму, и у вас там будет время подумать, что вы натворили. В худшем случае погибнете не за религию Аллаха, а за чьи-то личные интересы. Не слушайте провокаторов.
Здесь на этой Земле надо жить достойно, растить детей, помогать родителям – вот наш джихад, вот наш путь к довольству Всевышнего!
Женщина с ведром. Как доярка из горного Дагестана одна справляется с фермой 
Патимат Гусейнова-Шаруханова: «Я и в мыслях, наверное, абстракционист» 
Как дагестанский художник покорил Китай 
«Мы взрослеем».Писатель Виктор Ерофеев - о разврате, женщинах и мачо 
«Сынок, возвращайся домой»: Мольбы матери не тронули сердце боевика