В 90-е годы Дагестан узнал, что такое терроризм и даже больше – что террористы могут быть среди нас. Были годы, когда дня не проходило без взрыва, спецопераций. Сегодня ситуация кажется спокойной. Но так ли это? О том, где мы недорабатываем, размышляет член экспертного совета при Антитеррористической комиссии, директор дагестанского регионального отделения российского общества «Знание» Саид Ниналалов.
Кто исповедует радикализм?
АиФ Дагестан». Ума Саадуева: – Саид Ахмедханович, в течение всего года в республике, да и по всей России, не было взрывов, убийств сотрудников правоохранительных органов и так далее. Стали чаще ловить людей, финансирующих террористов, было возбуждено несколько дел против тех, кто готовил теракты. Говорят, что бандитского подполья в Дагестане не осталось. Так ли это на самом деле?
Саид Ниналалов: – Боюсь, говорить о разгроме бандитского подполья в регионе очень и очень рано. Да, сегодня с оставшимися немногочисленными действующими группировками идёт непрерывная война. Многие террористические акты удаётся упредить и предотвратить. Контртеррористические операции (КТО) до сих пор остаются частью нашей реальности, но они проходят гораздо реже, чем пять лет назад. Однако число сочувствующих или сопереживающих бандитам, придерживающимся радикальной идеологии, число воспринимающих их как жертв светской власти меньше не становится.
Появляются новые приверженцы радикальных идей в тех районах, на тех территориях, где их раньше не было, ареал их влияния расширяется на новые и новые сёла, где начинают проповедовать радикальные идеи и распространять радикальные взгляды. Крайне слабый уровень системы общего образования в Дагестане (республика по этому показателю находится на предпоследнем месте в рейтинге регионов России) и отсутствие внятно пропагандируемой государственной идеологии приводит к поиску идеологии в религии. Не факт, что молодой человек придёт за правдой в муфтият. Ему гораздо легче послушать кого-то из своих знакомых, соседа, однокурсника, который давно молится неизвестно в какую сторону и якобы может научить исламу.
Очень опасны с идеологической точки зрения сегодняшние кумиры молодёжи. Именитые спортсмены с высоких трибун излагают взгляды, гораздо более близкие к салафитским, нежели к традиционным. Культ маскулинности, ощущение вседозволенности, неправильная трактовка основ религии – одна из причин потери ориентиров.
Растёт количество так называемых спящих ячеек террористов. Постоянная работа правоохранительных органов по поиску и ликвидации бандформирований, утрата общей стратегии у экстремистов и объединяющих их лидеров привели к тому, что радикально настроенные лица всё больше уходят в подполье, становятся членами «спящих ячеек», стараются меньше выделяться. Но в то же время они сохраняют свои радикальные взгляды и установки. Им нужен лишь сигнал, чтобы выйти на поверхность и начать убивать. Такие случаи происходят, не часто, но происходят. Это гибель братьев Нурмагомедовых в 2016 году, теракт в Кизляре в 2018-м и другие события.
Жизнь после
– В Дагестан из района боевых действий в Сирии в последние годы вернулись более 220 детей. Кто-то вместе с мамами, а многие остались в детских домах, потому что их родители сгинули в этой дикой войне. Как вы рекомендуете провести социализацию «сирийских» детей? Насколько это сложный процесс?
– Социализация детей, возвращённых из Сирии, побывавших в самом сердце ИГИЛ (террористическая организация, запрещённая в России), – очень актуальная, важная и требующая пристального внимания властей задача. Надо думать, какое будущее ждёт детей, прошлое которых омрачено войной, трагедиями, потерей родных, примером родителей, отказавшихся от своих семей и Родины ради радикальных идей.
Вместе с президентом Центра исследования глобальных вопросов современности и региональных проблем «Кавказ. Мир. Развитие», кандидатом политических наук Саидой Сиражудиновой мы встречались с детьми, которых вернули из мест боевых действий, беседовали с ними. Мы видим, что к ним требуется особый реабилитирующий и ресоциализирующий подход. Нужен комплекс системных мероприятий, позволяющих вырвать детей из отчуждения (внешнего и внутреннего) и привести к преодолению границ между детьми и социумом. Важную роль в этом должны иметь их семьи и их взгляды. Однако, если из этих семей уже выросли те, кто несколько лет назад в поисках «правильной жизни» уехал в Сирию, мы не уверены, что своих внуков эти семьи будут воспитывать правильно.
В мире сегодня отсутствуют проверенные эффективные практики и примеры социализации детей, вырвавшихся из ада войны. Сегодня у каждого по семь нянек, начиная с органов опеки. При нас в одну из семей, где было три ребёнка, вернувшихся из Сирии, приехала представительница опеки, спросила, как дела, сфотографировалась с детьми, и уехала. Вот и вся работа.
Мы с Саидой Сиражудиновой разработали большой социальный проект, где планируем провести комплексное изучение проблемы, организовать работу с фокус-группами «сирийских» детей и их семей. Результатом реализации этого проекта станут отработанные способы вывода этих детей в общество. Этот проект заслуживает отдельного рассказа. Мы предлагаем способ погасить в зародыше вероятные мины замедленного действия, которые могут представлять собой подростки постарше, которые изучали там основы религии, которые понимали, что там происходит и почему, и которые приняли их античеловеческую идеологию. Вот эту идеологию вывести из них – наша главная общая задача.
– У большинства из этих детей отцы на этой войне убиты. Что можно и нужно делать с их матерями? Если они останутся на свободе, как они воспитают своих детей? Если они получат большие тюремные сроки, даст ли это шанс на их социализацию? Нет ли опасности, что мы, наоборот, получим озлобленных и убеждённых в правильности «джихадистской» позиции женщин?
– Проблема родителей, особенностей их взглядов и подходов к воспитанию детей остаётся острой при любом сценарии. Если они останутся на свободе, то большинство их будет внушать детям неприятие светского мира и тех, кто стал помехой на пути построения ими собственного варианта исламского общества, точнее псевдохалифата. Часть женщин, возможно, и повзрослела, пережив трудности, но гораздо большая часть их остаются приверженцами своих ценностей и убеждений, представлений о целях в жизни.
Арест матерей вызывает дополнительную травматизацию детей, создаёт ещё большие границы к принятию тех ценностей, которые им важно привить. В данном случае фактор жертвенности лишь усилится.
Я считаю, что нужен индивидуальный подход: изучение прошлого, по какой причине эти женщины уехали в Сирию, чем занимались там, в чём участвовали, какие их настроения и взгляды сегодня. Нужна работа и следователей, и психологов. Нельзя, чтобы дети росли без матерей. Но нельзя сказать, лучше ли, если мать будет воспитывать из своих детей будущих боевиков.
Работаем на перспективу
– В Дагестане на порядок больше детей ликвидированных боевиков. Что вы рекомендуете делать с ними? Не являются ли они минами замедленного действия?
– Все травмы, испытанные в детстве, подогретые внушением взрослых, на самом деле могут внезапно вспыхнуть в любой момент. Особенно в случае работы профессионалов. Рекомендации очень сложно давать обобщённо, потому что каждый случай уникален. Каждый ребёнок на трагедию реагирует по-разному. Я бы не стал их демонизировать изначально и отталкивать от общества и перспектив социализации, но и не оставил бы без внимания.
Любую угрозу стоит предотвращать, подключать специалистов, проводя системные и комплексные мероприятия. Лучше поработать на перспективу и постараться минимизировать любые угрозы, чем потом испытывать вину за бездействие. По детям «нейтрализованных» боевиков нужна отдельная программа. Они не испытали ужаса войны, как «сирийские» дети, но выросли в атмосфере неприятия светского общества, в атмосфере ненависти к привычному нам всем укладу жизни.
– В школах, ссузах, вузах, в разных организациях и на предприятиях регулярно проходят мероприятия, встречи, обсуждения вопросов борьбы с проявлениями экстремизма и терроризма. Даёт ли эта работа какой-то эффект? Стоит ли объяснять людям, не имеющим никакого отношения к этой идеологии, о том, чем она плоха?
– Да, работа в школах, вузах и среди взрослого населения проводится постоянно. Но я бы не назвал её эффективной. Во-первых, она формализована и бюрократизирована и не всегда проводится на должном уровне; во-вторых, до сих пор в самих школах среди учителей можно обнаружить тех, кто придерживается крайних взглядов и порой пытается воздействовать на детей и молодёжь.
Работа должна проводиться не в форме разовых мероприятий, а мягко и постепенно. Но здесь необходимы высокий уровень подготовки преподавателей, высокий коммуникационный потенциал и уровень доверия.
Нельзя допускать, чтобы по этой очень сложной теме выступали неподготовленные люди, нахватавшиеся по верхам. Предлагаю в Дагестанском государственном университете разработать специальный курс по подготовке лекторов, знающих и умеющих правильно рассказывать о том, что такое терроризм, как с ним бороться. Надо готовить специалистов, которые освоили основы религии, владеют психологическими методами работы и знают действительные причины ухода молодёжи в радикализм. Они должны уметь, цитируя аяты Корана и сунну Пророка Мухаммада, доказывать преимущества традиционного ислама перед так называемой чистой религией. Они должны уметь выводить слушателей на разговор и выделять тех, кто настроен радикально, и далее адресно с ними работать. Тут задачи достаточно сложные, но от их решения зависит будущее наше и наших детей.