Терроризм – это показатель болезни общества, неудачи внутренней или сопряжённой с какой-то внешней агрессией, и победить это зло можно только просвещением и повышением уровня образованности общества. Ни в каком успешно функционирующем обществе терроризм не может быть массовым, считают эксперты.
О способах борьбы с экстремистскими проявлениями размышляет ведущий научный сотрудник отдела социологии Института истории, археологии и этнографии Дагестанского федерального исследовательского центра РАН, доцент, кандидат философских наук, член экспертного совета при Антитеррористической комиссии НАК РД Заид Абдулагатов.
С чего начинается терроризм?
– Заид Магомедович, последний громкий теракт в Дагестане произошёл в Кизляре в феврале 2018 года, когда молодой человек, примкнувший к ИГИЛ*, расстрелял прихожан церкви. С тех пор терактов в республике больше не было. Можно ли сделать вывод о том, что больше в регионе нет террористической угрозы?
– В экстремизме и терроризме я вижу две составляющие: одна из них – собственно теракты, а другая, невидимая, – определённое террористическое сознание. И со вторым у нас большие проблемы.
Первое. По последним данным Росфинмониторинга за 2021 год, в российском перечне террористов и экстремистов доля дагестанцев – 12% и более. Население Дагестана составляет около 2% от населения страны. Таким образом, у нас на сегодня в 6 раз больше экстремистов, террористов, чем по всей России. И судите теперь сами, прошла ли опасность или нет?
Второе. Социологические опросы показали нехорошую картину. В некоторых районах республики до 10% молодёжи поддерживают ИГИЛовцев*. Процент, может быть, небольшой, а показатель высокий.
Третье. Менее трети учителей говорят, что надо в детях воспитывать патриотизм. Всего 12% родителей говорят, что надо воспитывать сына патриотом. В одной из так называемых «независимых» дагестанских газет читателем был задан вопрос: должны ли мусульмане быть патриотами в нешариатской республики. И в газете дан ответ: «Нет, не должны. Почему мы должны защищать светскую власть?» Это в корне неправильно. У нас есть своя родина, земля, где мы выросли, которая нас кормит.
Люди наши живут спокойно, и мы защищены именно благодаря тому, что мы часть России. Мы это должны понять. И мы должны эту страну защищать, любить. Наши предки и в Первую мировую войну защищали Россию, показали свою храбрость. И во время Великой Отечественной войны себя показали. Это не мешало нашей религии, и наша религия не мешала этому. И в 1999 году мы показали это.
Патриотическое воспитание молодёжи проводится государством очень плохо. Учителя, а их в Дагестане около 45 000, которые ежедневно встречаются с 400 000 учеников, патриотическую работу не проводят. В этом нет их вины. Во-первых, по Конституции России, воспитание детей есть обязанность и право родителей. Во-вторых, по данным опросов, учитель не имеет чётких установок в отношении того, как проводить эту сложную работу. В частности, у него нет ответа на вопрос, как не противоречить желаниям родителей в воспитании их детей, если одни хотят воспитывать в детях религиозность, а другие – нет. В-третьих, в школе есть критерии образования, но нет критериев воспитательной работы. В-четвертых, учитель, по данным тех же опросов, настолько сильно перегружен бумажной работой, что времени на воспитательную работу почти не остается.
– Есть мнение, что часть жителей – члены так называемых спящих ячеек. Так ли это?
– Я про ячейки ничего не знаю, я не разведчик. Мы всё время воюем против экстремистов, а не экстремизма. Президент России Владимир Путин говорил, что борьба должна идти именно против идеологии терроризма. Государство допустило ошибку, перепутало желание человека исповедовать свою религию в той форме, которую он считает нужным, с экстремизмом. Экстремизм начинается с другого момента: когда он начинает противодействовать государству силой оружия.
Больше патриотов!
– Тысячи боевиков уничтожены в Дагестане, дети остались сиротами. 225 детей вернулись из Сирии в Дагестан. Кто их всех будет воспитывать? Есть система или схема их адаптации, воспитания?
– Победа над ИГИЛ* не означает конца истории, потому что еще немало детей дагестанцев будут возвращаться на родину. Я задаю вопрос: если подростку, которые вернулся, скажут, что его отец поехал защищать мусульман, его убили, он должен повернуться спиной к отцу? На этот вопрос у меня ответа нет.
В некоторых районах Дагестана оказался очень высокий уровень религиозности учителей, до 90%. Кроме того, я знаю, что в некоторых районах дети ходят в школы при мечетях. Они образование в средней школе не получают, они туда не ходят. Им ставят оценки, чтобы учителя не теряли нагрузки. Государство не контролирует это. Причина в том, что сами контролёры такие же люди – с клерикалистским сознанием.
Я вернусь к мысли, что очень важно, чтобы наши дети были патриотами своей Родины. Когда мы спрашиваем у учителей, на примере кого воспитываете детей, они отвечают – на примере героев Отечественной войны. И на примере Шамиля, говорят. А по поводу Шамиля, я задал вопрос: вы за присоединение Дагестана к России? Отвечают: да, конечно! Вы считаете, что Шамиль вёл национально-освободительную войну против экспансии России? Отвечают: да, конечно! Так определитесь! Воспитывать на примере Шамиля патриотов Дагестана – да, можно и нужно, а патриотов России – нет.
– Есть способ поймать момент, когда молодого человека начинает заносить не в ту сторону? Как вовремя остановить его, чтобы он не дошёл до точки невозврата, не взял в руки оружие?
– Во-первых, борьба против экстремизма – это проблема, прежде всего, государственная. Во-вторых, будучи государственной, эта проблема светская, а не религиозная. Мы хотим оставлять её в лоне религии и говорить, как бы молодой человек не забрёл не в ту сторону религии. Говорят, надо обучать детей «истинной» религии. Не будем забывать, что кровавый конфликт между радикальными салафитами и суфистами шёл и идет именно по поводу «истинной» религии. Осилить этот спор молодым людям с максималистскими установками нелегко. В-третьих, необходимо наряду с религиозным образованием систематически вести и светское, формировать научный взгляд на то, как устроен мир.
Необходима огромная просветительская работа, какую раньше проводило общество «Знание». Нужны интересные выступления учёных. Если государство не занимается этим, видимо, это должно делать гражданское общество. В моём селении, в моём роду есть несколько докторов и кандидатов наук. Если каждый из нас раз в году в школе лекцию прочтет – это уже хорошо!
Однозначно сказать, в какой момент и каким образом надо останавливать молодого человека от проявлений экстремальности сознания, невозможно. И часто ни в семье, ни в школе, где он учится, не видят, что происходит с подростком, тем более что у детей авторитеты зачастую не родители, не учителя. Соцопросы показали, что большой процент детей не хотят быть похожими на родителей. Около 20% учащихся сказали, что родители для них не являются авторитетом. Родительский опыт не адаптирует детей к новым условиям, и они вынуждены отходить от родителей не потому, что они не любят родителей, а потому, что их опыт уже не помогает им жить. Жизнь стала другой.
В школе, когда мы спрашиваем, как молодой человек, ставший впоследствии террористом, вёл себя, учителя говорят, что это был обыкновенный ребёнок. Учился не хуже других, многие очень хорошо учились, были добры к своим сверстникам, старались помогать. Учителю трудно заметить, где и когда у его ученика произошли радикальные изменения в сознании. Мы, говорят, воспитывали его, как могли, жалоб на него не было. Видимо, процесс радикализации происходит не в школе, а, скажем, благодаря невмешательству школы, неполному знанию жизни учеников, то есть, вне школы.
Во всём виновата безработица?
– Некоторые исследователи утверждают, что человек уходит в лес из-за коррупции, безработицы. Я считаю, что это именно религиозная идеология, идеология так называемого «чистого» ислама.
– Суть одного явления должна быть одна. Она может проявляться по-разному. Например, вода – это и лёд, и пар, и жидкость. А суть – это соединение трёх атомов – H2O. В формировании экстремистского сознания участвуют масса факторов, в том числе и экономический. Но, системообразующим фактором является религиозная идеология радикальных течений в исламе. Это и есть суть экстремизма и терроризма, которые проявляют себя через многочисленные исламские религиозные организации по всему миру. Этой идеологии искренне верила и верит какая-то часть дагестанцев, а какая-та – нет. Искренне верившие оказались и в ИГИЛ*, а в 1999 году оказались на той стороне. Такая составляющая экстремизма и терроризма – идеологическая, религиозная, есть, была и будет. Даже если мы справимся с экономической стороной, с идеологической справиться будет очень трудно, так как конфликт имеет многовековое чисто религиозное содержание.
– Есть каноническое определение терроризма? А вы как его определяете?
– Определение дано в законе. Это запугивание государства, общества с помощью взрывов, убийств, силой и так далее, чтобы принять угодные для какой-то социальной группы решения. Думаю, это нормальное определение.
Но в определении не указано, что государство несёт определённую ответственность за то, чтобы человек не выражал крайние формы своего протеста. Согласно этому определению, все революции были террористическими. А с другой стороны, революции это не субъективный, а объективный процесс. Точнее, их единство. Без этого единства нет революций. Если бы Ленин появился сейчас, то он не смог бы подготовить, совершить революцию, потому что объективных условий для такой революции в стране нет. Это следует из его же, Ленина, теории социальных революций.
Насколько государство создало условия, чтобы не было протестных настроений? В России среднее соотношение доходов бедных и богатых различается в 17 раз. А в других странах - в 5-7 раз. Когда в общество этот показатель более10, то можно говорит о возникшей напряженности в обществе. И когда возникает конфликт у человека, потерявшего всякую надежду, и спонтанно противодействующего государству, его называют террористом. Террорист – это человек, который дошел до какой-то крайности, когда себя ему уже не жалко.
* Террористическая организация, запрещённая в Российской Федераци